Певец-мыслитель ныне!
В воздухе что-то произошло с одним мотором, и нас приземлили в городке Оустен, штат Техас. Город удивительный, весь в деревьях, зеленый, когда летели над ним, то домов и улиц не было видно, казалось, что летим над лесом. Поломка была серьезная, и нас всех разместили в гостинице до следующего дня. С другой стороны, мне повезло, смог ознакомиться еще с одним городом. Первое, что я заметил, выговор английского языка совсем не похож на калифорнийский, вначале я ничего не понимал, что говорят, особенно когда повстречался с местными жителями. Народ простой и заметно трудолюбивый. По разговору не очень-то любят вашингтонских властителей. Один фермер, когда узнал, что я русский певец, то специально повез меня показать свою усадьбу, даже оставлял у себя переночевать. Да что говорить, люди, которые не оторваны от природы, все одинаковы, будь это итальянец, русский или китаец. Только когда мы попадаем в оголтелые города нас втянут в политические игры, привьют кредитную систему жизни, мы все становимся продажными и начинаем летать, как пустые воздушные шары, с попутным ветром - то вправо, то влево. То коммунист-интернационалист, то демократ-международник, а если спросите меня, какая между ними разница, то я вам не смогу ответить, по всем данным – одно и то же. Отблагодарил доброго американца и попросил отвезти меня в гостиницу. Спать мог долго, так как самолет вылетал только в одиннадцать часов утра. Да и нужно было нагнать потерянное для сна время с концертами и угощениями. Позвонил в Чикаго и заснул глубоким сном.
Туда я летел с удовольствием, потому что мне сообщили, что там есть православный храм, можно будет помолиться Богу. Встретили меня русские люди, чего я не ожидал, но, видимо, связь русских общин на американской земле тесна и кто-то уже доложил о моих выступлениях, на западном побережье. Сразу повезли меня в храм, чуяли мою жажду помолиться. Из разговора с земляками я узнал, что в Чикаго русская община небольшая, но очень дружная, то есть не делятся на группировки и не мешают друг другу жить. «Да и что делить, - воскликнул Степан Андреевич, - у нас, русских, одна обязанность – сохранить русскость на чужбине и сделать все, чтобы наш родной народ дома, в России, освободился от чужеземного ига». Помолились, приняли духовной пищи и поехали в гостиницу. Проезжали по центральным улицам, среди небоскребов с острыми углами и пирамидными крышами становилось жутко. И я подумал, неужели загонят все человечество в эти ящички-коробки? Вот и гостиница! Новые знакомые русичи помогли устроиться и сказали: «Будьте готовы вечером для встречи с соотечественниками, которые уже Вас заждались». Одновременно подъехал и импресарио – американец итальянского происхождения и ознакомил меня с творческой программой. Назначен один концерт, выступление по телевидению и на радио и пресс-конференция. А тут подошла и аккомпаниатор, с которой сразу же в гостином зале устроили репетицию.
Будучи в городе Чикаго, мне очень хотелось послушать всемирно прославленный симфонический оркестр, тем более что оркестром управлял один из самых талантливых дирижеров, особенно в опере, Клавдио Абаддо. «Хотя билеты на весь сезон распроданы, но для Вас, маэстро, билеты всегда будут», - сказал импресарио. Уладив все вопросы, я распрощался с пианисткой Сюзанной и импресарио Роберто. Решил отдохнуть, так как было время сиесты- послеобеденный отдых, только что был в Мексике, где и заразился этой хорошей традицией. Но уснуть было нелегко, слышался постоянный шум моторов и гудков автомобилей, несмотря на то, что я находился на десятом этаже. «Прогресс», - подумал я. Встреча с земляками была душевная, специально был нанят большой зал, где собрались все. Были князья, казаки, хор с солистами - привычный русский прием. Милые женщины приготовили обильный стол, все были одеты как на праздник. Много было речей застольных и, конечно, слез. Русскому человеку на чужбине стоит только немножко выпить, как сразу покатятся слезы. Тем более что я находился среди тех людей, которые пережили Вторую мировую войну, видели, как убивали родных, гнали голодных в плен, отрывали от родной земли. Меня полностью покорил старый казак, в кубанской форме, с шашкой, так лихо плясал, что молодому не угнаться. А когда мне сказали, что ему под девяносто лет, то тут я не вытерпел и расцеловал его. Глядя на лихость старого казака, я убеждался в том, что наш народ непобедим, что Россия – это вечность, только нам нужно ценить богатство духа и достоинства русского народа, бережно оберегать духовное, культурное и научное наследие, преумножать его и с честью передавать грядущим поколениям - потомкам, чтобы они нас благодарили, а не проклинали. Не хотелось расставаться с добрыми русичами, но у меня тоже ответственность как у певца перед Россией, я должен петь хорошо. Отблагодарив за внимание и заряд духа, я покинул зал. Назавтра послушал прекрасный концерт, познакомился с Клавдио Абаддо, дал свой концерт, провел все выступления и через несколько дней оставил город Чикаго.
Теперь я приближался уже к самому прославленному городу – Нью-Йорку, где у меня была самая насыщенная программа, на несколько недель. Летел я туда возбужденный, ведь там Метрополитен-опера, знаменитые концертные залы, где выступают все мировые таланты, да и самое большое скопление русичей! Встретил меня на вид грозный, а изнутри добрейший человек, Николай Николаевич Высоковский, сын губернатора Нижегородской губернии, в царские времена. Он был председателем русского общества, поэтому встречали меня с хлебом и солью, по русскому обычаю. Что было удивлением для американцев, они не поняли, что это за толпа людей, собралась в аэропорту и громко с хлебом, встречают какого-то молодого человека. Николай Николаевич не разрешил мне остановиться в гостинице, сказал, что это будет оскорблением для нас, русских, и увез к себе домой. Встретила нас, прямо на высоком крыльце, чудесная женщина, уже седая, матушка Николая Николаевича, Зинаида Ивановна.
Концерты были объявлены в Алис Тали Холле - Линкольн Центра, в зале объединенных наций, в русских культурных центрах «Родина», «Отрада», «Наяк», много других выступлений с оркестрами и хорами. Когда мне показали всю программу, то я ахнул, и спросил, «что, вы, решили меня задержать здесь на полгода, милые люди, ведь меня ждут занятия и выступления в Европе?» «Ничего, справитесь, со смехом ответил импресарио, до нас уже дошли слухи о Ваших успехах на западе страны, ну вот мы и решили воспользоваться, и постарались». Одним словом, уговорили, не стал ломать обширную программу. Соотечественники тоже приготовили кое-что, особенно постарался Николай Николаевич, уже назавтра устроил банкет в Русском доме, как приветствие от русской колонии. Собрались все знатные и незнатные русичи. Для меня были радостью и честью познакомиться с такими людьми, как Вера Константиновна Романова, Александра Львовна Толстая, Игорь Сикорский, Борис Каверда, Сергей Зилотти, Сергей Жаров, атаман-профессор Федоров и многими другими. Николай Николаевич, как адвокат и оратор, произнес незабываемую речь, у многих появились слезы, я сразу ощутил, насколько истомились русские души, при встрече друг с другом выливают все пережитое, радостное и печальное, к сожалению, чаще всего грустное, так как не хватает родного постоянного быта. На вид все материально обеспеченные, вроде жить да поживать, но нет, мы же русские, внутреннее чувство подсказывает, что не можем жить одним животом, без душевного покоя, нам чудятся родные поля, реки, леса - русские просторы, где можно выпустить душу и она не затеряется. И вот эти русские изгнанники, чтоб не погибнуть на чужбине от скуки и не утомиться от надежды доживать свою жизнь на родной земле, всеми сердцами и телами держатся за русскость. Во всех речах была глубинная вера в Господа, и в то, что распятая Россия воскреснет. Внимательно слушая всех, я был счастлив и благодарен Богу, что на моем жизненном пути я вижу и слышу таких людей - непродажных, с русским благородством и достоинством. А когда запели казаки - жаровцы, то это было, что-то необъяснимое, показалось, что мы где-то на Дону или Кубани, вокруг пасутся кони, тянутся степи, вдали зеленеют и белеют березы. Я, молодой человек, не родившейся в России, впитывал в себя все это, и знал, что мне пригодится в жизни, что и было доказано позднее, когда я впервые ступил на Русскую землю. Я так был тронут вниманием и теплым приемом, что не мог найти слов, чтобы выразить благодарность. Да и нужны ли нам слова в такой момент? Родные чувства говорили за меня. Долго торжествовали и долго не расставались. Как всюду, на новом месте первую ночь я не мог спать, да еще после такой эмоциональной встречи, но утром слышу, как добрая Зинаида Ивановна тихо просит внука не шуметь, объясняя ему, что у них дорогой гость, и он еще спит. Николая Николаевича уже не было, не спавши, уехал на свою текстильную фабрику. И когда я сел за стол, то замер, Зинаида Ивановна начала мне рассказывать свою жизнь и захватила меня умением рассказывать о тяжелом пройденном жизненном пути.
Она мне рассказала о чуде, случившемся с её мужем в России, который тоже Николай Николаевич, он, будучи заботливым хозяином, то часто разъезжал по губернии, чтобы знать, как живут крестьяне, нет ли житейских проблем и не нужна ли помощь. И вот, однажды зимой переезжал он из деревни в деревню, на тройке лошадей, запряженных в сани, и поднялась метель, ничего не видать. Лошади сбились с дороги, и кучер не знает, куда ехать, а холод невыносимый, уже стали они приходить в отчаяние, что всё - конец, замерзнем! Начали молить Николу Чудотворца о помощи - спасении, и вдруг кони остановились. Смотрят, сидит старенький седой старичок. Николай Николаевич соскочил с саней и подбежал к старику, укрыл его шубой и на руках понес в сани. Стали расспрашивать старца, как он оказался здесь, есть ли где недалеко поселение, он говорит: «Есть, вот тут немножко направо», что удивило Николая Николаевича, « а почему же вы сидите здесь и не идете туда?» Старичок ответил: «Да так». Кучер направил лошадей туда, куда показывал странный старичок. Через некоторое время лошади остановились, и ничего не видать, тогда Николай Николаевич слез с саней, пошел впереди лошадей и уткнулся в забор. Сразу обрадовался: если есть забор - значит, что есть и дом, то есть кто-то живет! Сказал кучеру и старичку: «подождите меня, я сейчас схожу и все узнаю». Зашел за ограду, видит дом и свет в окне. «Слава Богу!» – промолвил он и постучал в дверь. Открыл бородатый хозяин и пригласил войти. «Но у меня там люди», сказал Николай Николаевич. «Зовите их тоже, милости просим, переночуйте». Николай Николаевич быстро побежал за стариком, кучером и лошадьми. Но когда подошел к саням, смотрит, а старика нет, он спрашивает кучера: «где он?» Кучер говорит: «я на миг прикрыл глаза, а когда открыл, то его уже не было». «Боже мой! – промолвил Николай Николаевич, ведь замерзнет старик». Говорит кучеру: «заезжай в ограду», а сам бегом к хозяину, рассказать о беде. Хозяин быстро оделся, пошли вдвоем искать старика, а его нигде нет, если бежать дальше, то заблудишься и замерзнешь. Поспешили к батюшке, чтобы звонить в колокола, собрать мужиков, чтобы разыскивать старика. Зазвонили колокола, стали сбегаться мужики. Николай Николаевич рассказал им о потерявшемся человеке. Все опять забегали вокруг деревни, но безуспешно – его нет. Тогда батюшка говорит: «давайте отслужим молебен Николаю Чудотворцу». И когда Николай Николаевич зашел в храм и посмотрел на образ Николы Чудотворца, то увидел сходство с пропавшим стариком, тогда всем стало ясно, что это и был Никола Чудотворец!
От такого рассказа у меня даже мурашки по телу побежали. А Зинаида Ивановна еще и добавила: «Вот почему у нас все теперь в роду Николаи!» Хотелось слушать ее еще и еще, но за мной уже приехали, и нужно было ехать на репетицию. К концерту в Алис Тали Холле я готовил камерную программу, под рояль. Пианистка оказалась блестящая, только что приехала из Москвы, Наташа Нечаева. Так что с ней было одно удовольствие работать. Без остановок прошли всю намеченную программу. А после репетиции я зашел к знаменитому певцу, басу Александру Кипнису. Заметил, что всюду на уличных столбах были афиши с рекламой. «Постарались», подумал я. Первое впечатление от Нью-Йорка было ужасное. Я имею ввиду построения, эти небоскребы, кишат всюду люди, гудят такси, грязь на улицах, что не вызвало охоты погулять по улицам пешочком.
Был воскресный день, и мы всей семьей, для меня уже как родной, отправились в православный русский монастырь в Джорданвиль, до которого от Нью-Йорка было несколько часов езды на автомобиле. Дорога широкая и прямая, так что сын Коля мог развивать большую скорость. В дали показался купол храма, а затем и весь монастырь. Такое красивое явление захватило дыхание, казалось, что мы подъезжаем к кусочку земли, где стоит наша святая Русь! И уже сотни автомобилей, как в очереди, растянулись на километры перед монастырем. Все спешили не опоздать на литургию. Наконец-то мы подъехали к святому месту, но негде было поставить автомобиль, такое скопление русских людей. Весь двор монастыря заполнен тысячами верующих, много детей и молодежи, так как был престольный праздник, люди съехались отовсюду, даже из ближних городов Канады. Хотя это и несправедливо, ведь перед Господом мы все равны, но меня пропустили в храм, как залетного гостя. Такого торжества я еще в своей жизни не ощущал. Столько искреннего моления, приятных и опрятно одетых людей, радостных и открытых лиц, такое великолепное внутреннее расположение зданий монастыря – семинария, келии, трапезная, огороды, сады, сельское хозяйство, все свое, полная монастырская независимость! Служил сам митрополит Филарет, приехали хористы из других храмов, такое пение, что даже природа вокруг притихла, разносилось православное русское пение, по всей долине. Другого нельзя было ожидать, ведь это душа всего русского рассеяния. После торжественного богослужения многие причащались. Владыка Филарет произнес трогательную проповедь и гостей пригласил в трапезную. С молитвою приняли пищи и спокойно все стали расходиться. Мой земляк по Австралии, монах Алексей, пригласил меня поплавать на маленькой лодочке по озеру. Видимо, ему хотелось узнать, как поживают дома мать, братья и сестра, так как он уже несколько лет как ушел в монахи. Сели на лодочку и поплыли, погода была хорошая, но когда уплыли далеко, то подул ветерок, и нас начало сильно качать, и направить паруса обратно было трудно. Лодку отбрасывало все дальше и дальше от берега. Мне стало страшно, потому что если вымокнешь накануне концерта, то отпел соловушка, а билеты распроданы, и отменить будет нельзя. Спокоен был только монах Алексей, всё приговаривал: «не волнуйся, Александр, все будет хорошо, сейчас стихнет ветер, и мы поплывем обратно». Так и случилось, затих встречный ветерок, и мы постепенно поплыли обратно. Еще некоторое время побыли на святой земле, отдохнули душой и вернулись в страшный громадный город Нью-Йорк. В какой-то степени как из рая в ад. Стали снова цивилизованными. Хорошо, что дом Николая Николаевича находился на окраине города, можно было еще дышать. В этот день уже мне не хотелось ничего делать и никого видеть, чересчур было хорошо на душе. Да и спал в эту ночь богатырским сном, даже не слышал семейные разговоры. Вот что значит духовная пища! Как трагично, что в массе своей человечество все больше и больше забывает об этом, беспокоятся только о животе и кармане. Неудивительно, что у людей каменеют сердца, все в них начинает подчиняться деньгам, то есть забывают, что жизнь дана для того, чтобы прожить, а не просуществовать.
Отовсюду, и даже из Канады, на самолётах, автомобилях и поездах съехались соотечественники на концерт в Линкольн Центр. Громадный концертный зал был заполнен до отказа, с разрешения пожарного отделения города. Вначале мне было удивительно, почему столько полиции вокруг, а потом вспомнил, что я нахожусь в Нью-Йорке. Программу я приготовил очень сложную и классическую, так что перед выходом на сцену сильно волновался, да и пробить ледяную дверь музыкального мира города-гиганта - непросто. Здесь критики искусства, как пираньи, или помогут карьере, или отправят в бездну. Хотя я по натуре не карьерист, пою потому, что люблю петь, а если еще с удовольствием слушают люди, то это уже награда! В зале сидели именитые и неименитые слушатели. Переполненный зал, превосходная акустика и сцена увели меня в тот исполнительский мир, где только Бог и я. И когда я закончил последний номер, то мне показалось, что это сон. Такого ощущения я еще никогда не испытывал, только когда стал петь на бис, тогда приземлился. Потрясающим был момент, когда милые женщины и девушки подносили цветы, мне почему-то хотелось плакать, может быть из-за того, что я романтик, или уже нервы расшатались? На концерте присутствовал председатель кадетского объединения и вручил мне пригласительные билеты на Кадетский традиционный бал, который должен состояться через два дня в одной из самых красивых гостиниц города. Поступило и много других приглашений. На другой день дал концерт по случаю 30-летия основания Организации Объединенных Наций, где присутствовали дипломаты и служащие этой организации. После чего у меня было какое-то странное ощущение, я не чувствовал человеческой искренности, что затрудняло исполнение, видимо, действительно, это специально тренированные люди и в голове у них постоянно присутствует политика. А я политику терпеть не могу. С тех пор стал отказываться выступать там, где есть политическая закваска. Зато, какой радостью для меня было выступить в Русском культурном центре «Родина», перед казаками и казачками! Это неописуемая картина! Здесь, наоборот, была только искренность. Любить так любить, а рубить так рубить! На почетном месте сидели Сергей Жаров, с супругой, атаман Всевеликого войска Донского профессор Федоров, есаулы и хорунжии. Здесь я уже выливал всю мою душу – пел казачьи песни, лихие и грустные, хотя у меня только чуточка казачьей крови, по бабушке Аникьевой. После концерта устроили вечеринку, с застольем, и тут я увидел, как казаки умеют веселиться. Появились кубанцы, донцы и уральцы, и как начали плясать от малого до старого, что даже люстры зала тряслись! «Боже мой», подумал я, «вот где удаль боевая, вот такие должны быть защитники Отчизны – бесстрашные орлы!» Председатель центра показал мне богатый казачий музей и рассказал, как вновь приезжие, из Советского союза, нерусские беженцы уже успели залезть в музей и стащить незаменимые вещи. Я его спрашиваю: «как это вы, казаки, могли не укараулить?» «Да, дали промах», ответил он – «чересчур поверили в демократию и свободу, а тут, оказывается, знай, не робей».
В Нью-Йорке находился и герой русского рассеяния, Борис Каверда. Это тот самый человек, который в свои юные годы застрелил советского посла в Варшаве. Дело было так. Как известно, после революции русские от смерти бежали, куда могли, и небольшая часть русских попала в Польшу, в том числе и мальчик Боря, с семьей. И вот однажды он присутствовал на каком-то собрании, где выступал посол Войков, и красноречиво, с восторгом рассказывал, как он принимал участие в убийстве русского Царя и Царской семьи. И эта наглая злая речь так подействовала на мальчика, что он решил его убить. Но дело это непростое и нелегкое. Боря не знал, где и как достать пистолет, ведь все были нищие беженцы. Стал по копеечкам копить. Ему пришлось больше года собирать деньги. Затем купил через кого-то пистолет. Все это время он выслеживал этого посла, читал прессу, где он бывает и где он будет. И в один прекрасный день, когда посол возвращался на поезде из Москвы, при выходе из вагона, на вокзале Варшавы, Боря его и встретил. В упор смертельно ранил хвастуна-убийцу. Мальчик был настолько мужественный, что даже не убежал и сдался милиции. Сразу завопила вся пресса, посыпались протесты со стороны Советского Союза, состоялся суд над мальчиком, и осудили его на пожизненное заключение. Это заставило все русское рассеяние сплотиться и хлопотать о снижении срока, ссылаясь на то, что мальчик несовершеннолетний. Обращались и в разные страны к правителям. И срок заключения сбавили. Такой подвиг и такая преданность Царю и России произвели глубокое впечатление на девочку Нину, которая, не зная лично Борю, полюбила его и ждала, когда он выйдет из заключения. Вышел уже мужчина, они поженились и вот сейчас проживают в Северной Америке. А когда я с ним встретился, то не мог представить, как такой кроткий человек с ласковым лицом и добрыми глазами мог кого-то убить, видимо, патриотический долг сыграл свою роль.
Ну вот, играет оркестр, кружатся пары, в разгаре Кадетский бал. Все одеты в красивые вечерние костюмы и платья, повсюду раздается смех, приветствия, звенят бокалы с шампанским и дружные «ура» и многолетие. И вдруг все затихает, старейший кадет и председатель объединения подает команду: «Кадеты, становиться!» К моему удивлению, немолодые люди как мальчики, соскочили с мест и выстроились, по линейке в два ряда. Широко раскрывается дверь, в зал входит княгиня Вера Константиновна Романова, дочь Великого князя Константина Константиновича, который также был известен как замечательный поэт под псевдонимом К. К., покровительница кадетского корпуса. Это было как принятие парада. Что-то бесподобное! После краткой речи княгини, все кадеты дружно воскликнули трижды «ура, ура, ура!». И затем пригласили Ее сесть за почетный стол. И какое было для меня счастье, когда я оказался рядом с этой чудесной русской княгиней! Первое, что меня покорило, это Ее воспитание, благородство и одновременно простота. Я подумал, какая же была Россия! Она любезно и охотно рассказывала обо всем, о чем я ее спрашивал. Всё было интересно и захватывающе!
Приехал в гости к Николаю Николаевичу молодой человек из Монреаля, Канада, Георгий Ильич Новицкий, познакомился и я с ним. Сразу завязалась искренняя связь, несмотря на то, что мы только что встретились. Георгий Ильич оказался музыкантом - композитором и монархистом. Через некоторое время он мне говорит: «Ведь я приехал специально познакомиться с Вами, Александр Васильевич, и пригласить Вас на гастроли в Канаду». «И на Съезд Православной русской молодежи», сказал он, «который будет проходить в городе Монреале через две недели, куда съедутся русские молодые люди со всех стран и материков». Я не задумываясь ответил: «Готов!» Хотя, меня уже потеряли в Европе, так как я сообщил им, что скоро прилечу. Он сразу позвонил в три города: Монреаль, Торонто и Оттаву, и распорядился начать подготовку к моим гастролям. Такая хватка мне понравилась, с таким человеком можно делать дела. Обсудили некоторые вопросы по организации концертов, выступлений по телевидению, радио и возможности сделать граммофонную запись на пластинку, после чего я распрощался с русским импресарио, так как много еще нужно было сделать. В Нью-Йорке. Главное, мне еще хотелось посетить все многочисленные православные русские храмы, монастыри, школы, музеи, театры, послушать несколько хоров, посмотреть на юных танцоров, балерин в русской балетной школе. Отказываться было неудобно, все искренне хотели мне показать свои таланты и методы преподавания, да и я это делал с радостью.
Тем временем вся русская колония готовилась к юбилею Сергея Жарова и его хора, который пропел уже 60 лет. Дали десятки тысяч концертов, по всему белому свету, записали десятки миллионов пластинок, прославили русские казачьи песни на всю Вселенную. Из Европы специально прилетел Николай Гедда с дочкой Танюшей. Это было событие исторического значения! Торжественный банкет проходил в роскошном зале. Поздравляли Жарова короли и президенты, знаменитости и простые люди. Он, человек небольшого роста, только скромно отвечал благодарственной улыбкой. Да точна русская поговорка: «Мал золотник, да дорог!»
Познакомился еще с одним прекрасным семейством - Суваловых, чудные родители – матушка Маргарита, отец Артур и красавицы доченьки - Марина и Тамара. Они меня любезно покатали и показали город, с окрестностью, а так как Маргарита была членом правления специального комитета, по подготовке к юбилею 1000-летия крещения Руси, то они заранее и позаботились пригласить меня принять участие в этом знаменательном событии. Случайно познакомился и с замечательным актером и режиссером Петром (Питером) Устиновым прямо на улице Нью-Йорка. Посетил, конечно, Метрополитен-опера, слушал «Пиковую даму», Чайковского и, к сожалению, разочаровался - было несколько хороших голосов, а остальные посредственные, дирижер, видимо, с похмелья, так громко и быстро дирижировал, что бедные певцы не успевали выговаривать слова, старались делать звуки, кричать, чтобы оркестр их не заглушил. Только хор пел очень хорошо. Но мне этого недостаточно, чтобы дослушать оперу до конца, после второго акта я покинул прекрасный зал. Заметно, что коммерческий подход к искусству уничтожает истинное и естественное творение талантов.
Посетил могилу Сергея Васильевича Рахманинова и поблагодарил его за всё!
Продолжение следует.
Комментариев нет:
Отправить комментарий